http://profilib.com/chtenie/12939/elis-manro-ty-kem-sebya-voobrazhaesh-46.php
В былые дни, в эпоху лавки, Фло говорила, что может определить, когда какая-нибудь женщина вот-вот съедет с катушек. Первым признаком часто служило что-то необычное на голове или на ногах. Хлопающие галоши среди лета. Резиновые сапоги или тяжелые мужские рабочие ботинки. Женщины могли объяснять это мозолями, но Фло-то знала. Это было нарочно, чтобы возвестить всему миру. Потом появлялись старая фетровая шляпа, рваный плащ в любую погоду, штаны, подпоясанные веревкой, драные шарфы неопределенного цвета, многослойные свитеры с распускающейся вязкой.
Часто дочь повторяла сценарий матери. Это сидит в человеке с самого начала. Волны безумия - они подступают, как прилив, неумолимые, как хихиканье, идут откуда-то из глубин и постепенно завладевают тобой полностью.
Они часто рассказывали Фло свои истории. Фло поддакивала: "Да неужели? Это просто стыд-позор!"
У меня пропала терка для овощей, и я знаю, кто ее взял.
Когда я раздеваюсь перед сном, приходит мужик и смотрит на меня. Я опускаю жалюзи, и тогда он подглядывает в щелку.
У меня украли два бурта картошки. Банку персиков, целых, консервированных. Хорошие утиные яйца.
Одну из этих женщин в конце концов увезли в окружной дом престарелых. Фло рассказывала, что первым делом ее там искупали. Потом подстригли ей волосы, отросшие, как копна сена. Персонал дома престарелых ожидал, что в волосах что-нибудь найдется - дохлая птица или мышиное гнездо со скелетиками мышат. Нашлись репьи, сухие листья и пчела - должно быть, запуталась и билась, пока не погибла. Срезав волосы ближе к корням, санитарки обнаружили старую холщовую шляпу. Она сопрела на голове у женщины, и волосы пробились через нее, как трава через проволочную сетку.
* * *
Фло завела привычку постоянно держать стол накрытым, чтобы не трудиться накрывать его каждый раз перед едой. Клеенка была липкая, на ней вырисовывались очертания тарелки и блюдца - отчетливые, как контуры картин на засаленной стене. Холодильник был полон едко пахнущих остатков, темных корок, мохнатых мелочей. Роза принялась за дело - чистила, скребла, шпарила кипятком. Иногда на кухню заявлялась Фло - тяжко ступая, опираясь на две палки. Она могла вообще не обратить внимания на Розу. Порой она брала кувшин с кленовым сиропом и пила из носика, будто вино. Она стала сладкоежкой, ее неудержимо тянуло на лакомства. Коричневый сахар ложками, кленовый сироп, консервированные пудинги, желе - сгустки сладости, скользящие в горло. Курить Фло бросила - видно, боялась пожара.
Однажды она сказала:
- Что вы там делаете за прилавком? Скажите, что вам нужно, и я достану.
Она думала, что кухня - это лавка.
- Я Роза, - медленно и громко произнесла Роза. - Мы на кухне. Я убираюсь на кухне.
Распорядок в кухонном царстве: установленный издавна, загадочный, эксцентричный, отражение самой Фло. Большая кастрюля - в духовке, средняя - под горшком для варки картофеля на угловой полке, маленькая - висит на гвозде у раковины. Дуршлаг - под раковиной. Посудные полотенца, вырезки из газеты, ножницы, формы для выпечки маффинов - все развешано на гвоздях. Стопки счетов и писем - на швейной машине, на полочке у телефона. Можно подумать, что их положили туда день-два назад, но на самом деле они были многолетней давности. Роза наткнулась на собственные письма, вымученно-оживленные. Ложные вестники, ложные нити, протянутые в потерянный период ее жизни.
- Роза уехала, - сказала Фло. У нее появилась привычка в расстройстве или неприятном удивлении выпячивать нижнюю губу. - Роза вышла замуж.
На следующее утро Роза встала и обнаружила на кухне переворот, словно кто-то взял огромную поварешку трясущейся рукой и все перемешал. Большую кастрюлю засунули в щель за холодильником; ложка для вынимания яиц из кипятка лежала вместе с посудными полотенцами, хлебный нож - в кадушке с мукой, сковородку вогнали, словно клин, между трубами под раковиной. Роза сделала Фло овсянку на завтрак, и Фло сказала:
- Вы та женщина, которую послали за мной приглядывать.
- Да.
- Вы не здешняя?
- Нет.
- У меня нет денег вам платить. Кто вас послал, тот пускай и платит.
Фло посыпала свою кашу коричневым сахаром, пока слой сахара не закрыл всю кашу, а потом разровняла его ложкой.
После завтрака она заметила разделочную доску - на ней Роза резала хлеб для тостов.
- Что эта штука здесь делает? Только путается у нас под руками! - веско заявила Фло, взяла доску и прошествовала из кухни - ну, насколько можно шествовать, когда опираешься на две клюки, - чтобы спрятать доску неизвестно где: может, под крышкой скамьи у пианино, а может, под ступеньками заднего крыльца.
* * *
Много лет назад Фло пристроила к дому небольшую застекленную боковую веранду. С веранды она могла наблюдать за дорогой - точно так же, как когда-то из-за прилавка в магазине (витрина магазина теперь была заколочена фанерой, старые рекламные надписи закрашены). Впрочем, теперь, когда построили скоростное шоссе, эта дорога уже не была транспортной артерией, связывающей Хэнрэтти и Западный Хэнрэтти. Дорога стала мощеной, с широкими сточными канавами по бокам и новыми газоразрядными уличными фонарями. Старый мост исчез, его сменил новый, гораздо меньше бросающийся в глаза. Западный Хэнрэтти прихорошился - дома покрасили заново или покрыли алюминиевым сайдингом. Один только дом Фло торчал на этом фоне, как гнилой зуб.
Какими же зрелищами довольствовалась Фло, сидя на маленькой веранде - годами, пока медленно костенели ее суставы и артерии?
Календарь со щенком и котенком. Они были повернуты мордочками друг к другу и соприкасались носиками, а зазор между двумя телами образовал сердечко.
Цветная фотография принцессы Анны в детстве.
Ваза из гончарной мастерской "Блю маунтин", подарок Брайана и Фебы, а в ней три желтые пластмассовые розы. И ваза, и розы несут на себе слой пыли, скопившейся за несколько лет.
Шесть ракушек с тихоокеанского побережья, давным-давно присланных Розой. Впрочем, не собранных лично ею, как думала Фло сейчас или в прошлом, - Роза купила эти ракушки, когда отдыхала в штате Вашингтон. Они лежали в полиэтиленовом пакетике у кассы в ресторане для туристов - в надежде, что кто-нибудь, поддавшись порыву, их купит.
Надпись "Господь пасет мя", прорезная, на черном свитке, с блестками. Бесплатный подарок с молокозавода.
Газетная фотография - семь гробов в ряд. Два больших, пять маленьких. Родители и дети - их всех перестрелял отец семейства по никому не известной причине, среди ночи, на ферме где-то в глубинке. Тот дом непросто было найти, но Фло его видела. Ее свозили туда соседи - давно, когда она еще опиралась при ходьбе только на одну клюку. Соседям пришлось спрашивать дорогу сначала на заправке при скоростном шоссе, а потом еще в лавке на перекрестке. Им сказали, что до них многие допытывались о том же, столь же полные решимости. Хотя, признала Фло, там не на что особо было смотреть. Совершенно обычный дом. Труба, окна, черепица, двери. На бельевой веревке осталась гнить какая-то тряпка - то ли посудное полотенце, то ли пеленка, - видно, ее поленились вовремя снять.
Роза не навещала Фло почти два года. Занята была - разъезжала с небольшими театрами, существующими за счет грантов. Театры ставили пьесы или отрывки из пьес, выступали с литературными чтениями в актовых залах школ или домах культуры. По всей стране. В обязанности Розы входило в том числе появляться в программах местного телевидения и непринужденно рассказывать об этих постановках, чтобы пробудить интерес публики. Роза перемежала свой рассказ смешными историями, происшедшими в труппе во время разъездов. В этом не было ничего постыдного, но иногда Розу охватывал глубокий стыд, непонятно почему. Она не показывала своего замешательства. Выступая на публике, она была прямодушна и мила; удивленно и застенчиво переходила к очередному забавному эпизоду, словно вспомнила его только что, а не рассказывала уже сто раз. Вернувшись в гостиничный номер, Роза часто дрожала и стонала, словно в приступе лихорадки. Она валила это на усталость и близкую менопаузу. Она не могла вспомнить никого из людей, с которыми общалась, - очаровательных, интересных людей, которые в самых разных городах приглашали ее на ужин и с которыми она делилась интимными подробностями своей жизни за рюмкой спиртного.
С тех пор как Роза побывала у Фло в последний раз, запущенность дома перешла всякие границы. Комнаты были забиты тряпками, бумагой и грязью. Потянешь шнур жалюзи, чтобы впустить немного света, - и жалюзи разваливаются у тебя в руках. Встряхнешь штору - и она распадается на лоскуты, выпуская в воздух удушливое облако пыли. Сунешь руку в ящик комода - и она тонет в чем-то мягком, темном, гнилом.